Протоиерей Андрей Мильто, настоятель храма Святого пророка Илии, уже пять лет служит в воспитательной колонии. «Моя задача рассказать, что и здесь, в колонии, есть Бог. И что он помогает», – говорит о. Андрей. Работа священника в детской тюрьме похожа на вычерпывание бездонного сосуда: каждый год колония обновляется примерно на 80 процентов. О семимильных шагах в воспитании малолетних нарушителей говорить не приходится: снова и снова надо добиваться доверия заключенных подростков.

– Сложно ли служить в колонии?

– С одной стороны, это очень сложно. Это место, где пребывают преступники – люди, которые преступили закон. Но среди них находятся и те, кто понимает свою ошибку, осознает вину. Их надо найти, достучаться до каждого. Это трудный путь, но радость оттого, что что-то получается – есть.
Обычно посещаю колонии по воскресеньям, случается и по несколько раз в неделю бывать. Служу, провожу беседы… Ребята исповедуются, причащаются, крестятся, пишут записочки – чтобы помянул их родных в молитвах, которые читаю в храме.

– И часто ли пишут вам такие молитвенные списки?

– Нередко. Здесь, в колонии, обостряются родственные чувства. Парень понимает, что мама – это мама, а папа – это папа. А ведь много неполных семей... Родственные отношения поднимаются на новую ступеньку. И когда что-то случается во внешнем мире, если кто-то умер или заболел, они мятутся, не знают, что нужно сделать. Я говорю: ребята, давайте вместе помолимся, а потом посмотрим на результат. Результат виден, потому что в следующий раз ребят приходит больше.

– Сколько прихожан в храме?

– Сколько постоянных – не могу сказать. Один раз приезжаю – их три человека может быть, а в другой раз придут 25-30. А теперь, когда мы показываем фильмы православной тематики, приходит еще больше. Кто-то дремлет – это понятно, а кто-то смотрит.
О постоянных прихожанах можно говорить, наверное, только в обыкновенном храме. А в воспитательной колонии этот вопрос неуместен из-за специфики. Сюда попадают на семь, на восемь месяцев, на год. Идет постоянная ротация – и слава Богу.

– Отец Андрей, сложно ли привлечь к церкви трудных подростков?

– Естественно, их не возьмешь за руку и не приведешь. Большую роль играет пример. Когда новоприбывшие видели, что Федя и Саша, которые мне постоянно помогали, идут на службу – они сами шли, без опаски, что кто-то их будет осуждать.
Я обычно спрашиваю – кто ходил в храм, поднимите руки. Поднимают… А сколько ты раз ходил? «Ну там… пару раз был». Пришел, посмотрел и быстренько ушел.

– Охраняется ли тайна церковной исповеди законом?

– Тайна исповеди сохраняется, безусловно. Это основной устой. Впрочем, я никогда не пытался узнать секреты этих парней. Для меня важнее, что двигало человеком, когда он поступал так или иначе. И как он сейчас относится к содеянному.

– Нужна ли специальная подготовка священнику, идущему к заключенным?

– Я думаю, что специальной подготовки – как священнику – не требуется. А вот поговорить со священником, у которого есть опыт служения в колонии, будет полезно. У нас тут детская колония – это своя специфика. Это тюрьма не в полном смысле этого слова. К заключенным иное отношение. Меня приятно удивило, что те, кто их охраняет, называют их детьми. Не зэками.

– Николай-Угодник действительно покровительствует заключенным?

– Я бы не ограничился Святым Николаем при всем уважении и любви к нему. Николай помог осужденным, но у многих святых есть случаи, когда они помогали тем, кто находился в заточении. Есть Анастасия Узорешительница. Есть Сергий Радонежский – наш родной русский святой, который тоже помогает.

– Есть ли у вас возможность ходатайствовать о заключенных?

– При пересмотре дела, при амнистии лишнее доброе слово тоже идет в зачет. Но я еще не ходатайствовал ни за кого. В этом нет необходимости – сроки, как правило, невелики, ребята быстро освобождаются сами.

Фото Федора ПРОКОПОВА